Газета № 42 (555)     07 ноября 2007 года

Памятник гапоновщине

Окончание. Начало в номерах за 24 октября и 1 ноября.

По разумению некоторых комментаторов «шуйской трагедии» и прочих «репрессий» суд большевиков был скорым. Приговор и прямо из зала суда на Колыму. Если приговор смертный – «обреченного» выводили из здания и тут же, за углом, пускали в «расход». Отсюда и спекуляции, что, мол, прах Светозароова, Преображенского и Языкова лежит в земле там же, где их судили. На пути от приговора до приведения его в исполнение были, как и сейчас, кассационная инстанция, просьбы о помиловании. И тем, и другим Светозаров, Рождественский, Языков воспользовались. При решении вопроса о помиловании на одной чаше весов были просьбы о милосердии (к детям. Светозаров: не ради себя, а ради детей, у которых не будет отца, как нет и матери), а на другой чаше – четверо (из них трое красноармейцев) убитых выстрелами из толпы, оставшиеся сиротами их дети, а также 38 (из них 27 красноармейцев) раненых и в большинстве оставшихся на всю жизнь калеками. Дисбаланс был настолько очевиден, а мера вины перед жертвами настолько неизбывна, что сомнений в справедливости приговора не оставалось.

…Светозаров был честен, когда и в заключительном слове на суде твердо стоял на том, что «никаких инструкций от своего непосредственного начальства я не получал». Ни митрополит (епископ?) Ивановский Иерофей, ни его «соседи» митрополит Владимирский Сергий, ни митрополит Костромской Серафим не разделяли послание Тихона, что «пожертвование освященных богослужебных предметов» есть «святотатство» и ни в коем образе не противостояли исполению ВЦИКовского декрета.. Более того, митрополит Серафим публично высказывался, что выделение из церковной утвари ценных предметов для помощи людям всегда было в незыблемых традициях православной веры. И, сетуя на суде, что «от церкви не было вполне определенных разъяснений», Светозаров лукавил. Даже если бы от Иерофея и были бы определенные «инструкции» (а такие наверняка были), не Иерофей а слово патриарха Тихона было для Светозарова самым авторитетным и беспрекословным. Знали ли Светозаров и Преображенский, давая еще в марте первые показания следователю Яковлеву, что патриарх Тихон, вызванный на судебный процесс по аналогичным шуйскому инцидентам в ряде храмов Подмосковья, по сути, от них отрекся, переложив всю ответственность за «эксцессы», вызванные его посланием, на самих священнослужителей, которые, мол, его «не так поняли». Кстати, на том же процессе подвизавшиеся рядом с Тихоном профессора по церковному праву Н.Д.Кузнецов, Н.М.Никольский, В.Н.Бенешевич уличили Тихона и других членов Священного синода в двуличии, напомнив их же заявление в «Православном благовестнике» во время первой мировой войны: «Если власть государственная и церковная пригласит, разрешит, повелит, то церкви и обители без промедления, без колебания и без сожаления отдадут и медь колоколов, и золото, и серебро, и драгоценности икон, и украшение крестов и облачений… на нужды войны».

Цинично рассчитывая усугублением голода расколоть Советскую власть, Тихон и преданные ему светозаровы, преображенские раскололи … церковь. На второй после того, как Светозаров и Рождественский «отправились» в мир иной, священники Введенский (Петроград), Калиновский, Красницкий, Белков и псаломщик Стадник посетили находившегося в Донском монастыре под домашним арестом подследственного Тихона и уговаривали его… снять с себя, хотя бы временно, сан патриарха. Тихон ответил отказом. 16 мая в Москве состоялось собрание группы священнослужителей «Живая церковь». Высказавшись за «пересмотр и изменение всех сторон жизни церковной».

Встревоженные «конкурентами» Введенский, Калиновский и Белков вновь побывали у патриарха и добились своего: Тихон передал им церковные дела для передачи назначенному им преемником митрополиту Агафангелу. Поскольку Аганфангел также был подследственным, визитеры расценили действия Тихона как предоставление права епископату и духовенству без него решать вопросы о церковном управлении и обратились к духовенству и мирянам: «...Мы считаем необходимым немедленный созыв поместного собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между ней и Советской властью. Руководимая высшими иерархами гражданская война церкви против государства должна быть прекращена…» и образовала Высшее церковное управление (ВЦУ) во главе с архиепископом Антонином (Грановским).

Созванный «обновленцами» 29 апреля 1923 года Поместный собор при рассмотрении вопроса «О Православной Церкви, социальной революции, Советской власти и патриархе Тихоне» практически единодушно одобрил социалистическую революцию и осудил капитализм, как противохристианское состояние общественной жизни, отменил исходившую от Тихона анафему Советской власти, а самого Тихона изобличил в контрреволюционной деятельности и лишил не только патриаршего сана, но и монашества.

Лояльность к Советской власти в решениях Собора привлекала симпатии той части духовенства, которой претил антисоветизм Тихона. И Тихон это понял. 1 июля «Известия» опубликовали документ:

« В Верховный суд РСФСР. Будучи воспитан в монархическом обществе и, находясь до самого ареста, под влиянием антисоветских сил, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причем враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира 1918г., анафематствование в том же году власти и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 г . Признавая правильность решение суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении по статьям уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи. При этом заявляю Верховному суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции. Тихон ».

Тогда же Тихон распорядился сделать на дверях своей кельи в Донском монастыре надпись «По делам контрреволюции к святейшему патриарху не обращаться». А через своего помощника епископа Иллариона обратился к верующим с воззванием прекратить контрреволюционные проповеди около храмов и в храмах, ибо «злые и ненужные политические разговоры, а тем более всякие насилия, совершаемые возле храма, оскорбляют храм и набрасывают тень подозрении на св.церковь и ее служителей… В ком горят политические страсти, тот лучше оставайся дома…»

4 июля «Известия опубликовали Обращение Тихона к епископату, духовенству и мирянам: « Я решительно осуждаю всякое посягательство на Советскую власть , откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я Советской власти не враг. Я понял всю ту неправду и клевету , которой подвергается Советская власть со стороны ее соотечественников и иностранных врагов и которую они устно письменно распространяют по всему свету... Призываю священнослужителей и мирян, сохранивших мне верность, являть примеры повиновения существующей гражданской власти, в согласии с заповедями Божьими... Мы предполагаем открыть действия особой при нас комиссии, возложив на нее обследование и, если понадобится, отстранение в каноническом порядке от управления тех архипастырей, кои упорствуют в своих заблуждениях и отказываются принести раскаяние перед Советской властью, предавая таких суду православного собора. Особой комиссии мы поручаем обследовать деяния бежавших за границу архипастырей и пастырей и дать деятельности их немедленную оценку. Их отказ подчиниться нашему призыву вынудит нас судить их заочно...»

Только смерть Тихона в сентябре 1925-го освободила светозаровых, преображенских принести свои раскаяния перед Советской властью. И в своем посмертном завещании призвал «архипастырей, пастырей и верных нам чад… со спокойной совестью, без боязни не грешить против святой веры, подчиниться советской власти не за страх, а за совесть… в сие ответственное время строительства общего благосостояния народа слиться с ним в горячей молитве к Всевышнему о ниспослании помощи рабоче-крестьянской власти в ее трудах для общенародного блага. Призываю и церковноприходские общины, и особенно их исполнительные органы, не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительственной деятельности…»

Линию на исполнение завещания Тихона после двухлетнего кризиса в высшей церковной власти взял митрополит Сергий (Страгородский) в своей обнародованной в августе 1927 года «Декларации»: «Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством… Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его... Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши рад, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла... сознается нами как удар, направленный на нас. Оставаясь православными, мы свой долг быть гражданами Союза «не только из страха, но и по совести, как учил апостол...» Тем из служителей, кому такая позиция была неприемлема, Сергий предлагал незамедлительно отойти от дел церковных.

В среде политиканствующих церковников как внутри, так и вне страны «Декларация митрополита Сергия» была встречена с откровенной неприязнью, но большая часть духовенства с пониманием сплотилась вокруг Сергия, ставшего с 1937 года Патриаршим местоблюстителем. И это проявилось в достойном поведении духовенства в ходе Великой Отечественной войны. За исключением горстки архиереев и священнослужителей, ставших на путь сотрудничества с немецкими оккупантами, большинство церковнослужителей с митрополитом Сергием во главе призвали паству на священную народную войну с врагом. На собранные по инициативе духовенства в храмах средства и ценности была создана танковая колонна им.Дмитрия Донского и эскадрилья самолетов им.Александра Невского. Состоявшийся в сентября 1943 года в Москве при самой активной поддержке И.В.Сталина собор архиереев Русской Православной Церкви, в частности, провозгласил, что «Всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик - лишенным сана…»

Тогда же патриарх Сергий высказал свою позицию к судебным процессам над инициаторами мартовских событий 1922 года в Шуе и аналогичных им в Петрограде, Москве, Смоленске: «За что судили этих церковных деятелей? Исключительно за то, что они, прикрываясь рясой и церковным знаменем, вели антисоветскую работу. Это политические процессы, отнюдь не имевшие ничего общего с чисто церковной жизнью религиозных организаций и чисто церковной работой отдельных священнослужителей…» Эту точку зрения не меняли ни сменивший Сергия Патриарх Алексий I, которого нынешний Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II характеризует как «опытнейшего церковного иерарха, хранителя традиций русского православия, искреннего патриота России, всегда болевшего за ее судьбы», ни Патриарх Пимен. Спрашивается: с чего же Алексий II благословил памятник в Шуе тем, кого его предшественники на патриаршем посту однозначно считали не имевшими ничего общего с чисто церковной жизнью и «прикрывавшимися рясой и церковным знаменем». Однако что-то же удержало Патриарха от личного участия от приезда в Шую и личного участия в открытии «новомученикам». Поездка в Евпропарламент в Страсбург «вмешалась»? Но ведь при желании время для поездки Патриарха в Шую можно было подобрать любое. Не пожелал? Зато было огромное желание поприсутствовать у Вячеслава Володина, Татьяны Яковлевой из «Единой России» и ряда других любезных сердцу ивановского губернатора столичных политических «звезд». Но подлетевший к Иванову самолет с высокими гостями с высоты ни города, ни аэродрома «Южный» не видел. И сделав четыре тщетных захода на посадку из-за непроглядного тумана так и не приземлился, улетев восвояси. Значит, как говорится в подобных случаях, на то была Воля Божья.

…Я приехал к памятнику в Шуе в будний нудно дождливый день. По перестроенной под «шуйский Арбат» улице Малахия Белова шли очень редкие прохожие, в основном те, кому надо было на рынок, где нынешние «офени» откровенно скучали. Подойдя к памятнику, увидел на постаменте высеченную в граните надпись. Но так как буквы настолько малы и настолько совершенно не выделяются, что пришлось подняться поближе. Только прочел «шуйским новомученикам от благодарных потомков», как между мной и скульптурной группой вырос молодой человек в униформе: «Сюда нельзя! Немедленно отойдите назад!» Возражаю: «Но я только хотел прочесть…» - «Все равно нельзя» и натренированная рука тут же взяла меня за плечо… Подумалось: от кого же так бдительно охраняют изваянных «новомучеников»? Неужели от «благодарных потомков»?

Оглядывая памятник, уже со стороны, поймал себя на мысли чего-то в его «ансамбле» не хватает. Чего? И понял чего. Еще одного памятника – жертвам гапоновских «новомучеников».

Геннадий ШУТОВ .

P.S. В интервью прессе во время открытия памятника в Шуе наш губернатор М.А.Мень подчеркивал, что для него в открытии памятника в Шуе есть и «личностный момент». Какой?

Ответ, возможно, в опубликованном в свежем, октябрьском, номере журнала «Молодая гвардия» продолжении очерка доктора исторических наук, главного редактора 20- томной Энциклопедии русского народа Олега Платонова «Русское сопротивление грядущему антихристу». Ниже публикуется фрагмент очерка.

«…9 сентября 1990 года недалеко от своего дома был убит священник еврейского происхождения о.Александр Мень. Хотя по всем признакам убийство было совершено с целью ограбления (был украден портфель с крупной суммой денег, многие из наших считали, что убийство совершили хасиды, давно угрожавшие Меню за его переход в христианство. Однако вряд ли хасиды были правы, ибо имя Меня было символом разрушительных сил в Православии.

С захватом власти космополитами и иудейскими экстремистами эти силы перешли в наступление. Они пытались «обновить» Православие, придав ему католические и протестантские черты. При поддержке определенных идеологов в Церкви укреплялось обновленческое и экуменические течения, пытавшиеся воспользоваться перестройкой, чтобы навязать Православию еретическую реформу: русификацию (отказ от церковно-славянского языка) церковной службы, введение нового календаря и сближение с не православными концессиями. Возник Союз воинствующих обновленцев и экуменистов, состоявший в основном из крещеных евреев, и наиболее активными членами, которого стали священники Александр Борисов, Александр Мень, Виталий Боровой, Георгий Кочетов, Глеб Якунин, Иван Свиридов...

Членами этого Союза русское православное возрождение и национальное движение воспринималось как катастрофа, а любой отвергавший экуменизм оценивался как фашист. Как заявлял активист экуменизма и обновленчества Александр Мень, «произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной. Это, конечно, позор для нас, верующих, потому что общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов… Куда ни сунешься, с кем ни поговоришь: этот – монархист, этот – антисемит, этот – антиэкуменист, и так далее». И это говорил священник, называвший себя «православным»!

Я присутствовал на некоторых выступлениях (в том числе и в таких крупных аудиториях, как Колонный зал Дома Союзов, Центральный дом литератора…) Меня, Якунина и Борисова. Они вызывали глубокое возмущение своей иудейской ориентацией.

Особенно возмущал именно Мень: говорил тоном человека, изрекающего непререкаемые истины. И не стеснялся заявлять о своей особой «ответственности и призвании, которое возлагает на меня принадлежность к Израилю». Мень открыто заявлял, что «русская православная дореволюционная литература не всегда понятна нынешним читателям» и что не следует страдать ностальгией прошлого». Вместо традиционных основ Православия Мень предлагал собственную трактовку христианского вероучения, модернизируя его в протестантском и католическом духе.

В книге Александра Меня «Сын Человеческий» Бог – некое универсальное, одинаковое для всех конфессий существо, вроде Универсального Архитектора Вселенной у масонов. Всех противников экуменического движения Мень объявлял «шовинистами», уравнивая чистоту Православия с отпавшими от истинной веры другими христианскими конфессиями. Мень настаивал на отмене почитания некоторых русских святых, канонизацию считал следствием «средневекового антисемитизма».

У Александра Меня было немало покровителей в высшей иерархии. В частности, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, который словно не замечал антиправославных выпадов со стороны Меня и даже защищал его от критики…»

КСТАТИ. В дни, когда в Шуе открывали памятник «новомученикам», в Самаре недавно избранный при жесточайшем сопротивлении «Единой Росси» мэр города В.А.Тархов, поддержав решение местной комиссии по увековечению памяти выдающихся личностей и исторических событий, подписал распоряжение установить в сквере на пересечении трех улиц памятник ныне покойному общественному деятелю И.М.Сычеву – Митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну.

А в поселке Рыновка Ростовской области в день Воздвижения Креста Господня торжественно открыли восстановленный после реставрации памятник Владимиру Ильичу Ленину.