Газета № 24 (586) 25 июня 2008 года
Владимир КВАЧКОВ:
«Вопрос сейчас стоит прямо по И.В.Сталину:
или ВЫРВЕМСЯ ИЗ ЛИБЕРАЛЬНОГО ПЛЕНА
или НАС РАЗДАВЯТ…
Московский областной суд официально огласил оправдательный приговор В.Квачкову, Найденову и Яшину по делу «о покушении на Анатолия Чубайса».
Из беседы писателя Александра Проханова с Владимиром КВАЧКОВЫМ:
- Огромное количество русских людей, которые в последнее время больше в унынии и печали, радуются вашему освобождению. И то, что вы на свободе – не только ваша заслуга, не только громадная заслуга присяжных, это заслуга всех сопротивляющихся русских людей, которые через вас победили зло.
Владимир КВАЧКОВ:- Да, большая часть нашего народа – в унынии. Люди придавлены лживой и лицемерной политической системой и отсюда у многих безнадежность. Вы упомянули присяжных. Они испытали ни с чем не сравнимый моральный пресс. На них давила вся судебная система, которую присяжные увидели во всем ее нынешнем безобразии и произволе. Но когда присяжные осознали, что сейчас только им решать, и в зале суда, кроме их собственной совести и чувства правды, никто над ними больше не властен, в людях пробудилось то исконное, что в них в эти проклятые, окаянные годы пытались вытравить, перековать, иссушить – чувство правды и справедливости. На суде мы обратились, глядя им прямо в глаза: судите нас, но только по закону, только по справедливости. И одиннадцать из двенадцати – обычные домохозяйки и инженеры, рабочие и врачи, служащие и пенсионеры – нашли в себе мужество и отвагу вынести нам волевое, героическое, честное решение: «Не виновны!» Присяжные проявили гражданское мужество, оказав духовное сопротивление людоедской системе. И я не только от себя, но и от Роберта Петровича Яшина, Александра Ивановича Найденова низко кланяемся присяжным. Спасибо им не только за наше освобождение, но и за то, что укрепили в душах миллионов граждан, что есть Правда на русской земле.
По-русски, до матушки-земли, кланяемся всем, кто писал нам в тюрьмы, слал телеграммы в прокуратуры и суды. А сколько писем не было пропущено к нам и от нас. От нас и наших семей благодарность тем, кто помогал материально. В одной газетенке прочитал, что, мол, нам жертвовали в основном мятые десятирублевки и прочую «мелочь». Хотели этим унизить людей и мизерность их помощи, а высветилось главное – нам помогали честные русские люди, из своих кровных помогали. И таких были тысячи! Но и тот факт, что из 12 присяжных нашелся один, кто посчитал меня виноватым, говорит о том, что этот человек пока еще не понял, что происходит со страной и что предстоит сделать нынешнему поколению русских людей.
- Для вас, боевого русского офицера, чувство человеческого достоинства одно из важнейших. И вдруг вас скрутили, поместили в каземат, подвергли унижениям, поместили в атмосферу несвободы. Каковы были для вас внутренние переломы? Как бы определили свое трехлетнее пленение?
Владимир КВАЧКОВ: - Сначала, конечно, сказалось очень резкое изменение психологической обстановки. Сразу где-то далеко любимая семья, любимая работа... И вдруг все рушится, все осталось в другой жизни, а я – попал в плен… Я понял, что мне нужно бороться. А когда нужно бороться, когда решение принято, дальше уже проще. Я понял, что я на войне, что это просто другая война, к которой мне нужно готовиться и учиться и все встало на свои места. Я – офицер, я – на войне. Раньше я готовил себя к защите интересов России посредством военных операций, то на этот раз пришлось готовиться к духовной борьбе. Туман катастрофы ареста рассеялся, стало ясно, как и чем мне заниматься. Чем дальше уходило время от ареста, тем яснее становился смысл нового этапа моей жизни.
- Говорят, тюрьма - школа преображения. Либо человек, попадая в тюрьму, скатывается на самое дно. Либо тюрьма становиться второй школой. Как вас преобразила тюрьма?
Владимир КВАЧКОВ: - Да, для многих тюрьма становится громадным стрессом: они попали в клетку, они задавлены, заглушены, унижены. И все – лепи из них, что хочешь. И опера, следователи, прокуроры лепят из таких, что угодно. Люди сдаются, кто через два-три месяца, кто через полгода-год, подписывают, что от них требуют, и уходят на зону, лишь бы кончился ад СИЗО. То де самое рассчитывали сделать и с нами. Но, как сказал мне бывалый уголовный авторитет, он впервые встретил трех арестантов-подельников, которые за три года так и не дали показаний друг на друга. Несмотря на отсутствие в законе категории политических заключенных, вся тюрьма – и охранники, и зэки – нас считали политическими. В тюрьме я еще больше понял, насколько же нынешняя власть виновата перед собственным народом. Сколько там сидит людей, которые именно социальными и нравственными условиями заброшены в тюрьму. Особенно чудовищны преступления власти против молодежи. Для большинства молодых парней в тюрьме я вывел определение – «СМС-маугли». Они не понимают, ни в каком обществе живут, ни зачем они живут. У них в голове только назойливо вколоченные «Муз-ТВ», «Дом-2» и прочая мерзость. Абсолютно убежден, что нынешний разгул преступности вызван утратой у молодых людей нравственных ориентиров.
Мальчишка там сидел один. Шел с девушкой, двое азербайджанцев напали. В драке одного в горячке убил, другой, кажется, умер от побоев. Начинаю с ним разговаривать. О многом, день за днем – время-то есть – и он вдруг спрашивает: «Дядя Вова, а вот если меня выпустят – мне в армию можно будет пойти?» Говорю: чего ж ты раньше не шел? А он: «Со мной никто так в жизни не разговаривал. Ни отец, ни учителя…» Мальчишка не знает ни страны, в которой живет, ни кто он, ни что он. Вырос зверьком, а внутри душа – православная. Только, как илом, занесена всей гадостью телевизионной, запеленута в нем, но жива! Недельку-другую почисти его душу, поговори о том, зачем человек живет, что значит быть русским, и как он весь засветится! Он, конечно, виноват. Но и жалко таких несмышленышей до слез.
Год отсидел с Евгением, на счету которого, по версии прокуратуры, восемь трупов. Отец троих детей, из деревни. На все руки мастер, а куда ни кинь – всюду клин, везде уже новые хозяева жизни. Первый раз убил, потеряв контроль над собой, когда торгаш, кичась своими коррупционными связями в милиции, бросил ему через губу: «Ты меня на коленях завтра просить будешь!» Женя в ответ: «На коленях никогда ни перед кем стоять не буду». Тот презрительно: «Да вы уже сейчас стоите». Вот так простой деревенский парень взялся за оружие. Ему грозит пожизненное. Конечно, я не оправдываю его, но буду молиться, чтобы присяжные признали его достойным снисхождения и дали ему возможность выйти из тюрьмы, исправиться. Мы с ним год в камере-каморке отсидели рядышком, и я видел, как человек обратился к Богу, как раскаивается в содеянном. Вот только раскаются ли те, кто создал такую жизнь для Жени, для сотен тысяч других молодых ребят, которыми забиты тюрьмы по Руси. Запоминающимся событием было пересечение с М.Б.Ходорковским.
- Такое ощущение, что вас вместе свели не случайно…
Владимир КВАЧКОВ: - Конечно, нет. Мы с Ходорковским размышляли над этим. Он думал, что меня к нему подсадили для каких-то темных дел. Я с точностью наоборот ждал провокации от него. Понятно, что нас хотели спровоцировать на конфликт. Иначе, зачем мне, русскому националисту, подсаживают одну из одиознейших фигур?! Когда, наконец, разобрались между собой и поняли, что нас пытаются завести, задеть, договорились: давай молчать. Молчим. Чувствуем некоторую возню: «Чего это они молчат, не мочат друг друга?» Значит, думаем, правильно себя повели, в точку попали. Они хотели продемонстрировать объективность системы, дескать, «нам все равно, что террорист, что олигарх, ко всем относимся одинаково, у нас диктатура закона. И когда кто-то чересчур назойливо разглядывал нас через глазок, мы дружно пели на два голоса: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!..»
Ходорковский – собеседник интересный. Рассказывал о встречах с Ротшильдом, другими банковскими мафиози мирового масштаба, рассказывал, что делал Чубайс, как делили общенародную собственность, нефть, газ, лес. Спрашиваю: «Михаил Борисович (мы все время были на «вы» и по имени-отчеству), с ГКО получается вас тоже кинули?» Ходорковский рассказывает: «После дефолта звоню Толе, спрашиваю: чего ж ты нас-то кинул? За что наказал?» Отвечает: «За доверие к государству».
Интересной темой для обсуждения было понимание человеческой свободы. Я убеждал, что свобода – есть свобода выбора человеком добра или зла, греха или добродетели и что последующая ответственность за свой выбор неизбежна. Ходорковский толковал о свободе человека в правовом государстве. Я говорю: это безнравственная, аморальная система устройства человеческого общества. Люди сами себе могут написать, да и уже написали такие законы, по которым подлецам и мошенникам живется лучше, чем честным людям. По-вашему, говорю Ходорковскому, по-либеральному, моя свобода заканчивается там, где начинается ваша свобода. А где заканчивается свобода волка в отношениях с зайцем? Где заканчивается свобода школьного учителя в его отношениях с олигархом? И вообще, может ли быть написана граница, если ее нет в душе? Впечатление, что Ходорковскому все это было внове и очень интересно. Он действительно чувствительный к окружающему мнению, к прорастающим в обществе тенденциям. Ведь понял же, что нужно поворачивать влево. Ходорковский сознает: то, что они, ельцинская элита, сделали, аморально, и хотел эту аморальность в какой-то степени компенсировать социальными подачками, переменами, поворотами. Я же пытался ему втолковать, что без духовности никакая экономика не будет справедливой. Искать в финансах или колбасе основы для формирования общества бессмысленно.
Удивительных встреч было немало. Как-то открывается дверь камеры и входит бритый наголо пожилой человек лет 65. Согласно тюремному ритуалу предлагаем чай, а он по-русски ни в зуб ногой. Говорю по-английски: «A cup of tea». И тут «новичка» прорывает: девять месяцев ни с кем не мог поговорить. Спрашиваю: кто? – Кляйн. Полковник. – Чего – Израильской армии. Перевожу камере. «Они что, Васильич, издеваются? – взревел Женька-разбойник. – Хотят, чтобы мы с ним тут же разобрались?» Спрашиваю: «За что закрыли?» Отвечает: готовил в Колумбии полувоенные наемные формирования по борьбе с наркомафией, наступил на хвост ЦРУ. Если верить Кляйну, контрабанда кокаина из Колумбии полностью лежит под американскими спецслужбами. Говорю: враг ЦРУ – мой друг, иди сюда. И все, на этой теме мы с ним сошлись.
Наступила суббота, шабат по-ихнему. Как обычно, делаем генеральную уборку. Гадаем: будет мыть или не будет?» Он: «I`m religious man, but not fanatic. I`m not shit», - то есть «Я верующий человек, но не фанатик в черной кипе. Я не дерьмо». Настоящий полковник.
Образование у Кляйна западное, так что всю эту «Болонскую систему» я три месяца наблюдал в упор. То, что ему положено знать по специальности, знает. Обо всем остальном самое смутное представление. В мировоззренческих вопросах, кроме книжечки Шулхан Арух, которая была с ним, - ноль. Вначале пытался убедить меня, что всплеск антисемитизма в России якобы связан с усилением роли российской исламской общины. Тогда стал показывать ему всех лиц еврейской национальности (кого знаю) на телеэкране. Вначале ему это даже нравилось, наверное, польстило самолюбию. Потом стало доходить, чем может закончиться для простых евреев насилье его соплеменников. Мои комментарии, в конце концов, закончились его резонным вопросом: почему русские все это терпят. Мол, если бы в Израиле русские попытались так себя вести, их сразу же поставили бы на место. После месяцев общения я вынужден был оценить в израильском полковнике Кляйне мужество солдата, защищавшего свою страну и ощутившего предательство своего правительства.
- Были ли для вас какие-то открытия в судебной практике?
Владимир КВАЧКОВ: - Я знал, что нынешняя российская система коррумпирована, знал, что такое административное давление, стыдливо называемое «ресурсом». Теперь, исходя из личного опыта, со всей ответственностью могу утверждать, что существующая российская правоохранительная система – это тесно сплетенный клубок из зачастую зависимых прокуроров, оперов, следователей, судей и прочих юристоподобных существ.
Когда сам сталкиваешься с этой системой, начинаешь ее изучать. Всерьез штудируешь Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы. Надеешься, что состязательность обвинения и защиты будет идти по правилам. Думаешь, что хотя бы собственные правила система должна соблюдать. Ничего подобного!
В статье 241 УПК черным по белому прописано: разбирательство уголовных дел во всех судах открыто, за исключением четырех случаев: когда подсудимым нет 16 лет, при рассмотрении дел, связанных с государственной тайной, интимными сторонами жизни, обеспечением безопасности участников процесса. Конкретный, исчерпывающий список обстоятельств, ни одно из которых в нашем деле не присутствовало. Однако в самом начале судебного заседания судья Н.Валикова заявила, что процесс – закрытый, в том числе и для прессы. Все убедительные доводы наших адвокатов, что дело имеет столь широкий общественный резонанс, что крайне необходимо гласное, открытое судебное разбирательство – как глас вопиющего в пустыне.
Требуем: дайте протокол. Читаем – все извращенно. Требуем вести официальную аудиозапись процесса. Категорический отказ. Начинаешь возмущаться вопиющим нарушением закона, уловками, передергиванием фактов и доказательств, откровенным хамством суда - тебя тут же удаляют из зала суда. И сразу стало ясно, что предстоит не суд, а судилище. Нам было отказано в 34 свидетелях со стороны защиты, в допросе ряда эксперта. Отказали в допросе семерых свидетелей и специалистов, которые прибыли в суд и готовы дать показания. Такое вот открытое судейское беззаконие. У защиты по закону есть право корректировать вопросы присяжным заседателям. Но всякий раз судья в этом праве нашей защите безапелляционно отказывал.
По всем фактам нарушений норм судопроизводства я обращался в Генпрокуратуру, в Верховный суд, в Высшую коллегию судей… Либо нет ответа, либо мне растолковывали, что хоть меня и судят с нарушением законов, но только председатель суда может решать: давать ход моей жалобе или нет. Ты прав – и бессилен. Вот это самое тяжелое. Выведенный из-под всякого контроля суд становится главным инструментом власть имущих с ее миллиардами против неугодных. И этого уже не скрывают, а, наоборот, не стесняясь, демонстрируют в назидание другим. И сегодня в нашем государстве есть только одна сила, способная исправить нынешние МВД, ФСБ, суды и всевозможные прокуратуры и следственные комитеты – это армия.
- Что же все-таки произошло 17 марта 2005 года на выезде из подмосковного поселка Жаворонки?
Владимир КВАЧКОВ: - Инсценировка «покушения на Чубайса». По своей полосе дороги едет ВМW Чубайса, позади машина охраны. ВМW начинает обгон идущей впереди ВАЗ-2109. Раздается взрыв мощностью, как утверждала сторона обвинения в 3,4 – 11,5 кг в тротиловом эквиваленте. Телевидение намозолило всем глаза «пятью следами от пуль» на бронированном капоте машины Чубайса. И в то же время ни одного(!) – ни пулевого, ни осколочного – повреждения в том месте, где сидел (или все же не сидел) Чубайс.
Вопросов много, а ответ один – имитация. И когда в суде я начал показывать присяжным: «Вот схема расположения машин… Вот расчет ударной волны… Вот расчет расстояния… Вот расчет мощности взрыва…», какой визг поднялся: «Уберите! Не имеете права! Не давите на присяжных!» А «свидетельства» вызванных «экспертов» прозвучали в наше отсутствие - нас просто удалили на это время из зала. А насколько изощренно обвинение, судья формулировали вопросы со скрытой в них ловушкой о «покушении» с целью «причинения смерти Чубайсу». Для меня Чубайс – надутая карикатурная личность. Ту же треклятую приватизацию не Чубайс проводил, а Ельцин и Черномырдин. Они подписывали указы, подписывали распоряжения правительства, которые Чубайс лишь выполнял. Чубайс - лишь винтик, малая часть нынешней системы. На него навесили личину «главного злодея», что приносит ему мазохистское наслаждение.
- Вы на свободе, огляделись… Какие ваши планы?..
Владимир КВАЧКОВ: - Три года в моих мозгах работала операционная система «Тюрьма». Пока перезагружаюсь. Появляются люди, которые три года назад не хотели знать ни меня, ни мою жену, а теперь вдруг являются поздравлять. Тюрьма показывает не только, кто есть за решеткой, но и кто есть кто на воле.
Я по-прежнему член Высшего офицерского совета России и Военно-державного Союза, и убежден, что если ты не занимаешься политикой, то политика займется тобой. И хочу, чтобы обгаженное слово «реформа» по отношению к Вооруженным силам, обрело положительный смысл. Иначе так и пропадем с нашими стратегическими ракетами, как пропал Советский Союз. И война против нас продолжается. Только губят нас по-другому. По миллиону в год уничтожают – не военными способами, а геноцидом. И вопрос стоит сейчас прямо по И.В.Сталину: или вырвемся из либерального плена, или нас раздавят в грядущем глобальном переделе территорий и ресурсов. И мое понимание необходимости борьбы за национальное достоинство России полностью соответствует принципам, изложенным в принятой ООН Всеобщей декларации прав человека.
- Ваши оппоненты готовят кассацию, пытаются склонить общественное мнение к тому, что, мол, суд так и не разобрался в деле, а потому нужно новое разбирательство…
Владимир КВАЧКОВ: - Мы с товарищами согласны выйти еще раз, уже на четвертый процесс. Но при главном условии – его полной открытости, в том числе и для СМИ. Чтобы все воочию видели доказательства сторон. Три года народу внушали детективно-дефективную историю о «покушении на Чубайса», нам же хватило всего пяти часов, чтобы разбить перед присяжными всю эту клевету. И к открытому процессу мы готовы.
(«Завтра»).
P.S. Генеральная прокуратура РФ заявила, что намерена этот приговор обжаловать. В.Квачков в свою очередь заявил, что будет добиваться через суд компенсации за нанесенный ему имущественный и моральный вред. «Три с половиной года, - сказал Квачков, - что я находился под стражей, мне не платили зарплату, а моя семья жила только на средства, предоставляемые друзьями».
Тем временем. Обвинявшиеся по подозрению в «покушении» на мэра С.-Петербурга В.Матвиенко на празднике «Сабантуй» в мае прошлого года 29-летний инженер Тимур Саид Гареев, 20-летний компьютерщик Равиль Муратов и 17-летний учащийся ПТУ Владислав Баринов оправданы судом присяжных, не поверивших доказательствам, представленным следователями ФСБ.
